Семь-три. Оператор - Страница 3

Она ничего не почувствовала. Нет, была положенная боль, некоторое возбуждение, судороги внизу живота. Но внутри была пустота. Ничего не изменилось с тем, как она стала женщиной. Ей был странен и смешон этот мужчина, пыхтящий на ее теле и пытающийся что-то получить от нее или что-то ей продемонстрировать. Поэтому когда все закончилось, она, побывав в душе и тщательно смыв следы страсти, сразу же поехала домой, оставив парня одного раздумывать, что же он сделал неправильно и где ошибся.

Больше она с ним не встречалась. Впрочем, как и с кем-либо еще. Прочитав несколько псевдомедицинских книг, она сама нашла себе определение: фригидная. Причем, от осознания того факта, что она — холодная женщина, Кристина нисколько не опечалилась. В одном из пособий для избавления от фригидности женщинам предлагалось мастурбировать. Одно это слово вызывало у Кристины приступ гадливости, а уж само занятие и вовсе представлялось чем-то грязным и противным. Уж лучше быть фригидной, чем грязной. Грязь она не могла терпеть так же, как и громкие крики или брань. Это выводило ее из себя почище, чем посещение зубного врача. Там хотя бы инструменты стерильны.

Благополучно окончив институт, Кристина встала перед проблемой: куда идти работать. Жила она безбедно (спасибо родителям), но если бы осталась сидеть взаперти в четырех стенах, они бы этого точно не поняли. Тут-то как раз и подвернулась эта знакомая, рассказавшая про Службу спасения.

О том, что с приходом на работу ее жизнь круто изменится, Кристина поняла сразу. Новые люди, новые задачи, и что самое главное — общение как вынужденная необходимость. Оператор должен обработать за сутки дежурства несколько сотен сообщений, и хочешь — не хочешь, а общаться придется. При этом весьма интенсивно, надо сказать. У Кристины поначалу даже язык во рту распухал и с трудом двигался. Под конец смены, если ее переводили на сотовую связь, стандартную фразу «Служба спасения, оператор четыреста два», она выговаривала с таким трудом, словно во рту была набита манная каша. Она соревновалась сама с собой, спрашивала у себя, сможет ли продержаться в таком режиме еще хотя бы неделю? А месяц? А два месяца выдержит? Потом вроде бы стало полегче, она втянулась и уже не воспринимала работу, как добровольную каторгу.

Да и с коллективом интересная история приключилась. После обучения Кристина попала в третью смену (всего их было четыре). Девчонки некоторое время присматривались к новенькой, иногда поправляли, если она допускала какой-нибудь промах, учили маленьким хитростям по работе, о которых не рассказывали в учебно-методическом центре, но в целом отнеслись к ней очень благожелательно. И никто так и не узнал, что Кристину они приняли быстрее, чем она их. К своим коллегам она окончательно привыкла где-то лишь через полгода совместной работы, только тогда они перестали быть ей внутренне чужими. Держаться на расстоянии здесь было нельзя, немыслимо. Только вместе, только единой командой, единой семьей. Сложная задача, особенно если всю жизнь привык жить в молчаливом одиночестве.

С приходом в Службу спасения с Кристиной произошла еще одна история, короткая и непонятная. Настолько нелогичная, что Кристина о ней никогда никому не рассказывала — все равно бы не поверили. А произошло все так. Возвращаясь как-то раз с учебной шестичасовой практики, она решила, что общественный транспорт подождет до следующего раза, а она сегодня поедет на частнике. Должны же быть в жизни незапланированные праздники!

Ее подвез парень на стареньком «Опеле», которого она поймала с первой же попытки. Назвать его разговорчивым было сложно, но за время поездки он выведал у Кристины практически все, что его интересовало. Видимо, то, что он узнал, его удовлетворило, потому что у дома Кристины он заглушил мотор, закрыл машину и поднялся следом за ней в квартиру.

Подобная наглость Кристину позабавила. Но то, что он произнес в ответ на ее немой вопрос, поразило ее напрочь: «Я решил, что останусь здесь, с тобой. Я понял, что тебе нужен сильный мужчина. Я как раз из таких. Ты еще в этом убедишься».

И остался. На следующий день даже перевез свои вещи. А на Кристину словно ступор нашел, будто бы и не с ней это все происходит, а с кем-то другим. Поэтому она безропотно позволила вторгнуться этому чужаку в свое личное убежище.

Этот странный союз длился чуть меньше месяца. Внешне они жили, как живут многие пары в гражданском браке: делили вместе постель и жизненное пространство. Но чего здесь точно не было, так это душевного единения, хоть какого-то намека на понимание и духовную близость. Они ни о чем не разговаривали, вернее, Кристина ни о чем не спрашивала Юрия. Он сам вываливал на ее голову нескончаемые проповеди и нотации. Он учил ее жить в непоколебимой уверенности, что без него она точно пропадет, не пройдет и недели. При этом напрочь забывал, что каким-то образом она все же дожила без его советов до двадцати трех лет. Юрий критиковал то, как она одевается и ведет себя, ругал рисунки, издевался над коллекцией кукол (интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что все платья игрушечным красавицам Кристина шила сама, и не один день?)

А Кристина рассматривала его, как какое-нибудь диковинное насекомое. Ее интерес к этому человеку можно было бы назвать исследовательским. Ночи, проведенные вместе, только сильнее убедили ее в собственной фригидности, но не привнесли в копилку опыта ничего нового. Сопящий над тобой самец, смешно бьющийся в конвульсиях, и поток мутной жидкости, извергающийся из его тела всякий раз, как он чувствует наступление оргазма. Затем откат в сторону, и через пять минут громкий мужской храп, от которого совершенно не можешь заснуть.