Семь-три. Оператор - Страница 30

— Не знаю. Мне нравится природа, но я никогда не рассматривала ее под таким углом зрения, как ты. Я не могу отдаваться ей полностью. Я люблю слушать, как шуршат под ногами опавшие листья, люблю смотреть на закат. Но это все, как бы сказать, явления кратковременного порядка. Я — городской человек. Мне нравится моя квартира, нравится то, что люди обычно ассоциируют с понятием «комфорт». Даже не знаю, смогла бы я провести в лесу хоть одну ночь, или нет.

— Если хочешь, мы с тобой это как-нибудь устроим. Только ближе к лету. А то, если я тебя сейчас в лес вытащу, боюсь, тебе там совершенно не понравится. Холод, сырость, ни ягод, ни грибов. Начинать ходить туда лучше в теплое время года. А там кто знает — может быть и втянешься.

— А мольберт можно будет с собою взять?

— Конечно, о чем разговор! Выберешь себе полянку по душе, и рисуй, пока кисточка из рук не выпадет.

— Знаешь, мне сейчас так спокойно. На душе умиротворение глобального масштаба. Я, честно говоря, до сих пор до конца не верю, что мне все это не снится. Я сама себя не узнаю. Веселье какое-то бесшабашное изнутри рвется, хочется безумств. Понимаешь, я, получается, нарушила собственные запреты, а теперь хочу испытать решительно все, чего я себе раньше запрещала. Или не хотела пробовать. Меня несет, как телегу по кочкам. Не знаю, что испытывают наркоманы, когда своих колес наглотаются, но чувствую себя, наверное, точь-в-точь как они. Крыши нету, правил нету, куда идти дальше — неизвестно. И вроде бы как изнутри мое разумное «я» пытается меня убедить, что я поступаю неправильно. А мне впервые в жизни начхать на собственную разумность. Наверное, я схожу с ума.

— Как ни печально, но это пройдет. И спешу тебя заверить, подобный период бывает в жизни у каждого. Мы все со временем преодолеваем какие-то внутренние запреты или границы, неважно кем установленные — нами или нашими родителями, перешагиваем через них, привыкаем к новым ощущениям, и идем дальше.

— А почему ты сказал «как ни печально»?

— Потому что в это время можно отрываться по полной программе. Писать стихи, создавать модели межгалактических кораблей, заниматься спортом, — да чем угодно! Каждый удачный опыт — это словно твой личный катализатор. А как именно он на тебе отразится — это вопрос. Вот ты, мне кажется, наверное, нарисуешь какую-нибудь шикарную картину, настоящий шедевр, который когда-нибудь будет висеть в Пушкинском музее и радовать посетителей. Или сошьешь сногсшибательное платье эпохи очередного Людовика.

— Скажешь тоже! Честно говоря, мне почему-то наоборот, ничего сейчас делать не хочется. Напала лень вселенская. И не страшно ничего. Даже на Фредди наплевать с высокой колокольни.

— Ну, вот тут я бы как раз посоветовал вам с Ленкой не расслабляться. Еще не ясно, что это за тип, и что у него варится в голове. Бдительность терять, увы, еще рано. Кстати, надо пойти ребятам звякнуть, вдруг кто из них чего-нибудь интересного раскопал, пока мы тут с тобой прохлаждались.

— Тоже дело.

Иван поговорил по телефону не больше пяти минут и вернулся обратно с крайне живописным выражением лица. Выяснилось, что ни вчера, ни сегодня никто на оперативный простор не выезжал и на помехи не охотился. Бегемот был занят на работе, а Ликвидатор, судя по всему, всерьез увлекся двести сорок восьмой. По крайней мере, все указывало именно на это.

— Безалаберные типы, черт нас побери! Вот положись после этого на друзей! Сам пролодырничал, так никто ведь даже и не подумал разумную инициативу проявить. Все, объявляю сегодня последним днем лентяя, а с завтрашнего дня всерьез начинаем заниматься разработкой Фредди. Кстати, если ты не забыла, ты мне так и не дала послушать пленочку с его голосом.

— Так какие проблемы? На, держи. Только гибло все это. Чую, что ничем нам пленка не поможет.

— Но что-то же делать надо! А вдруг он еще какую-нибудь твою коллегу подстережет так, как он тебя подловил?

— Это уже вряд ли. Мы теперь прежде чем на улицу выходить, спрашиваем, на какой машине подъехал корреспондент, смотрим, значится она в базе данных или нет. Если вдруг обнаруживается, что корреспондент называет какую-то новую машину, то девчонок до нее провожает кто-нибудь из ребят из экипажей. Или дежурный. Так, на всякий случай.

— Это вы правильно придумали. Проверка, конечно, рутинная, но все-таки она ему помешает действовать с прежней наглостью. Теперь лишний раз подумает, стоит ли к вам соваться.

— Слушай, все хотела спросить, а что вы с ним сделаете, когда найдете?

— Ну ты и задала вопрос, — разом помрачнел Иван, — это пока один из самых неприятных моментов, по крайней мере, лично для меня. Жаль, конечно, что ты не запомнила машину, на которой он тогда приехал.

— А что бы это изменило?

— Многое. Ты могла бы написать заявление в милицию. По этому факту можно было бы возбудить дело о злостном хулиганстве. Тебя же фактически похитили, увезли насильно, против воли. Другое дело, что тебе удалось вырваться, а если бы нет? Можно подвязать сюда все, вплоть до покушения на убийство. Конечно, доказать это будет нелегко, но нервы мы ему здорово помотаем, да и с тюремным распорядком он наверняка успеет лично познакомиться. А если вдруг паче чаяния экспертиза докажет, что он — псих, опасный для общества, то светит нашему дорогому Фредди принудительное лечение.

— Да, только вот я вас подкачала. Ничегошеньки путного не запомнила. Так что это все одни лишь пустые мечты.

— Ничего, мы до него все равно доберемся. А там уж и придумаем, как быть.

— А может быть, вы нас с Ленкой в качестве приманки используете?